Конец королевы - Страница 33

Тем временем вечеринка длилась и длилась, только около часа ночи все устали. Первой поднялась Катаржина.

— Ну, что, детки, пора и баиньки, — засмеялась она. — Завтра утром панна встала и к автобусу побежала…

Я даже рассердился: отчего это она вдруг заторопилась в постель? Хорошенько отдохнуть, чтобы с честью завершить свою карьеру проститутки? Мирка расхохоталась:

— Браво, Катаржина! Насчет панны — это ты про себя?

— Нет, про тебя, — отрезала Катаржина и направилась в прихожую, добавив на пороге: — Мужчинам вход запрещен, дамы — вперед!

Алена с Миркой отправились за ней, чуть помедлив, двинулась следом и Зузана. Я остановился в дверях, прислушиваясь, что делается, в коридоре. Девчонки чему-то смеялись, громче всех — Мирка. Алена, которая порядком была под газом, провозгласила, что идет умываться снегом и кто не трус, пусть идет с нею. Но никто, как видно, этим не соблазнился, так что она очень скоро вернулась.

— Там бешеная вьюга, — услышал я ее слова, — бешеная! Интересно, как вы утром доберетесь до автобуса.

Катаржина сказала:

— Не волнуйся, вниз уж как-нибудь доберемся.

— Гонза обещал нас проводить. А с Гонзой… С ним хоть на край света! — добавила Мирка.

Все еще широко улыбаясь, она вернулась в кухню, а мы с Павлом, наоборот, вышли в коридор. Алена крикнула: «Всем Доброй ночи!» — и Павел посветил ей фонариком, чтобы она могла забраться наверх. Потом он плеснул себе на лицо водой и по лесенке отправился следом за ней. Чуть погодя Катаржина тоже завершила свой туалет, отложила зубную щетку, а я обнял ее и поцеловал. Она легонько меня оттолкнула, шепнула: «Не сходи с ума», — и выбежала на кухню.

Я поспешил за нею, но увидел только ее спину. Потрепался в кухне с Миркой и Гонзой, докурил сигарету и отправился в уборную. На дворе и в самом деле бушевала настоящая вьюга. Я даже побоялся отойти от избы, чтобы не заблудиться. Когда возвращался, заметил у сарая мужскую фигуру, даже в двух шагах в этой снежной круговерти я с трудом узнал Гонзу. Он стоял неподалеку от крыльца, подставив лицо под секущий поток, снежинок. Метель не собиралась утихать. Мне пришло в голову, что, если к утру не уляжется, Катаржина с Миркой не сумеют уехать, и на секунду я даже обрадовался. Но только на секунду. У меня тут же мелькнула мысль, что тогда Катаржине не удастся заполучить компрометирующие негативы… Нет, лучше уж кончать с этим сразу. И меня охватила злость на Катаржину. Пятьсот марок, каких-то дурацких пять сотен марок! Если бы она не поторопилась от них избавиться, сейчас передо мною не стояли, бы такие неразрешимые проблемы. А что я вообще могу решить? Абсолютно ничего. Мне остается только бессильно наблюдать и безвольно участвовать в той шахматной игре, которую разыгрывают другие и куда я, незаметная пешка, случайно впутался. Проклятая, дерьмовая жизнь!

Так я стоял у завалинки, а возле уборной Мирка кричала что-то о непорочной деве и рождественской метели. Откуда она там взялась. Бог ее знает, я даже не приметил, как она вышла из хаты. Еще я слышал, как покатывается со смеху Гонза, как валяет дурака, не обращая внимания на мороз и ветер. И вдруг я сообразил, что их дурашливая веселость дает мне последнюю возможность встретиться с Катаржиной наедине, ведь кухня пуста, а она одна в своей комнате.

Я зашел в сени, но, очутившись за порогом, остановился. Заколебался. Есть ли смысл разговаривать с ней?

Гонза с Миркой скоро вернутся в избу, так что надо решать. Да поскорее. А я все стоял, не двигаясь, чувствовал, как у меня дрожат колени, и злился, теперь уже на себя. Мужик я или баба? Рохля, дурак да еще и рогоносец…

Когда вернулся в комнату, Зузана стояла у окна и раздевалась. Свет не горел, но камин отбрасывал достаточно света, чтобы я мог видеть, как она стягивает через голову свитер и расстегивает бюстгальтер; правда, все это нечетко, размыто, словно в театре теней. Мы не обменялись ни единым словом, даже не пожелали друг другу спокойной ночи. В голове у меня образовалась какая-то пустота, спать я не мог, думать — тоже. Да и о чем?… Я выкурил три сигареты, а когда зажигал четвертую, раздался ужасный крик Мирки, и до меня долетело страшное слово — убийство!

Я сразу же вспомнил слова Катаржины: «Ты не знаешь Берта, он бы меня ликвидировал…» — и повторял их про себя, точно заклинание.

Убила ее Мирка, твердил я точно в лихорадке, Мирка, Мирка, Мирка… Перед тем как выйти в коридор, она была с Катаржиной одна. Я набросился на Гонзу, но все равно знал, что он не мог убить, только Мирка могла. А она стояла передо мной, загораживая выход, точно кошка, подстерегающая добычу, разъяренная и мстительная, и плела какие-то небылицы о шантаже, о деньгах и побеге через границу. Я не в силах был что-то ответить, чуть с ног не валился от усталости. Ночь, когда я боролся с собой, стараясь сохранить внешнее спокойствие, изнурила меня, до предела, но я обязан был доиграть свою роль до конца, потому что любил Катаржину. А можно ли рассказать теперь о ее блокноте, спрятанном у меня в рюкзаке? Но ведь Мирка и так что-то знает, а Гонза ее поддерживает. Если они станут читать Катаржинин «дневник любви», то совсем поверят Мирке. Все будет играть ей на руку, и мне никого не удастся убедить, что я не вымогатель и не убийца.

6

— Проклятая девка, ты мне дорого заплатишь! — выкрикнул Борек и побледнел как мертвец, потом умолк и с трудом проглотил слюну. Мне показалось, что он вот-вот задохнется.

Мирка не обиделась на эти слова, только мрачно усмехнулась. Все еще стоя в дверях, внешне спокойная, с высоко поднятой головой, она не спускала глаз с Борека и с каким-то удовлетворением следила за тем, как его охватывает бессильная ярость.