Конец королевы - Страница 35

Я остановился у постели, где лежало неподвижное тело. У меня засосало в желудке, но надо было поскорее с этим делом покончить, и я приподнял тюфяк и сунул туда руку. Тут же нашарил что-то мягкое, завернутое в тряпку, точнее, в полотенце, и вынул маленький сверточек.

Я указал подбородком в сторону кухни, Павел кивнул, а Борек туда направился. Он шел, точно на ходулях, тяжело и неуверенно, споткнулся о порожек и чуть не упал, но в последнюю минуту успел схватиться за край стола и остановился, ухватившись за стол с такой силой, точно боялся, что он куда-то исчезнет.

Я осторожно положил на стол светло-коричневую кожаную коробочку, которую вынул из полотенца.

— Все верно, она держала ее под подушкой, — произнес я и с большим облегчением добавил: — Мирка говорила правду.

— Погляди, что внутри, — сказала. подошедшая к столу Мирка.

Я помешкал. Борек оторвался от стола и нетерпеливо выкрикнул:

— Да открывай же, чего ждешь!

И замер, широко расставив ноги, не отводя взгляда от несессера. Глаза у него блестели, как у больного.

Я взял коробочку в левую руку, а правой расстегнул «молнию». Коробочка открылась, и я вынул белый продолговатый пакет, аккуратно перевязанный красивой зеленой лентой.

— Ну, что? Будем смотреть дальше? — спросил я, стараясь держаться спокойно, и быстро окинул взглядом всю компанию, проверяя, как они отреагируют на мой провокационный вопрос.

Зузана промолчала. Алена нервно кивнула, а Борек и Мирка в один голос выкрикнули:

— Да!

— Как хотите, — сказал я, отодвинул коробочку и взял пакет в руки. Мне даже не надо было развязывать ленту, пакет был мягким и упругим, я легко ее стянул и уронил на стол! а потом развернул бумагу и высыпал туда же все содержимое.

— О Господи! — выдохнула Алена и протянула руку, видимо, чтобы убедиться, что это не сон, но тут же испуганно ее отдернула.

— Не может быть! — прошептал Павел и повернулся к Мирке, словно ожидал от нее объяснений. Но Мирка смотрела на стол с тем же удивлением и едва ли не благоговейным ужасом.

На клетчатой скатерти в свете трех свечей рассыпалась целая груда банкнот, добрых сто, а то и больше тысяч, и у нас, студентов, привыкших стрелять пару крон до стипендии или денежного перевода от родителей, перехватило дух.

Я разложил банкноты неровным веером. Насколько сумел разобраться, тут были доллары, марки, швейцарские и французские франки, английские фунты, югославские динары, шведские кроны и голландские гульдены, новенькие или потрепанные, походившие по рукам, они играли всеми красками — от светло-зеленой до темно-синей и фиолетовой, все эти десятки и двадцатки, сотенные и полусотенные. На одном краю веера лежало шесть или семь стодолларовых бумажек, чуть дальше, почти посередине, покоились банкноты с изображением нахмуренного мужчины в профессорском берете, их было больше всего, не меньше четырех сотен, и на каждой из них красовалась единичка, дополненная двумя пузатенькими нулями, а чуть ниже, у самого краешка, над светлой каемкой, виднелись энергичные подписи финансовых чинов федеральной республики, а рядом с ними теснились еще и еще самые разнообразные сокровища, заканчиваясь несколькими тузексовыми стокроновыми бонами.

— Нет, это мне снится, — закрутил головой Павел, я только негромко свистнул, Зузана, обхватив руками горло, отодвинулась подальше от стола, Борек, похоже, собирался упасть в обморок, а Алена вздрагивающим голосом прохрипела:

— Откуда это у нее?

Вопрос был скорее всего риторический, но Мирка не оставила его без ответа.

— Однажды я вам уже посоветовала, чтобы вы как следует расспросили Борека, он вам все растолкует. Вся информация у него в руках…

— Нет, — возразил Борек, — я ничего не знаю. Она меня обманывала. Она меня только обманывала… Только обманывала! — Шатаясь, он сделал несколько шагов и остановился возле дверей. — Ей нужно было пятьсот западногерманских марок на негативы. Улики… А у нее столько не было. Поэтому она и должна была вернуться на Сильвестра в Прагу, чтобы заработать их, иначе Берт не вернул бы ей негативы. Пятьсот марок… — Он вернулся к столу, сгреб банкноты в кучу и вытащил оттуда пять бумажек. Тех, где хмурился мужчина в берете. — Дурацких пятьсот марок. А марки-то — вот они! Паршивая мелочишка, верно? — Он безнадежно махнул рукой. — Интересно посчитать, сколько тут раз по пятьсот марок…

— Про какие негативы ты говоришь? — воскликнула Мирка. — Про какие улики?

— Про те, которые были у Берта… Ну, этот ваш менеджер из «Метрополя»…

— Чепуха! — решительно заявила Мирка. — У Берта никаких негативов не было. Улики против Катаржины? Откуда! Она сама дала ему свои фотографии. А сделал их ее художник. К тому же она была на них в вечернем платье. Борек уронил пять сотенных бумажек на стол.

— Вот видишь, я ничего толком не знаю, абсолютно ничего. Так что оставьте меня в покое. Деньги нашлись, убегать мне не с чем, я иду в свою комнату…

Он направился к дверям, поникший и жалкий. Все провожали его глазами, Зузана — грустно, а Мирка — презрительно, разве что не плюнула вслед. Павел с Аленой обменялись короткими испуганными взглядами, и я вдруг понял, кто убил Катаржину, кто был тот единственный, кто имел возможность и повод, чтобы ее убить.

— Стой! — крикнул я Бореку, открывавшему дверь в коридор. — Останься здесь, понял? Останься здесь вместе со всеми!

Он молча повиновался. Медленно прикрыл дверь и скорее упал, чем сел на ближайшую табуретку. Я негромко спросил Мирку: